Знали бы мои родители, чем я занимаюсь!? Отметелили бы так что… ну вы поняли как, и если бы отец в порыве гнева убил меня — я бы с ним был полностью согласен. Такое нельзя оставлять на нашей советской земле. Коррозия идет медленно, но верно и со временем разъедает всё!
А мы вечерами «распространяли» купленные билеты, и радовались так неправедно добытым копейкам.
Конец апреля, ясное небо, яркое солнышко, тепло, даже жарко. Все ходят в рубашках и летних платьях.
Не помню сколько вечеров, два-три-четыре, мы провели на ступеньках перед входом кинотеатра «Россия» и не знаю засекли ли нашу суету сотрудники МВД, «топтуны», но один человек мне запомнился на всю жизнь.
Очень похоже, что это был руководитель этой группы, который для начала решил нас прощупать.
Время стерло его лицо, но то что он был одет в кристально чистую белую рубашку — помню. И еще мне запомнился его абсолютно седой бобрик. Этот пожилой человек, наверняка воевал.
И вот в самый последний день мы зацепились за него и он стал нас стыдить:
«Ребята! Чем вы занимаетесь, вы же все наверняка комсомольцы, неужели я воевал за то, чтобы вы вот так наживались!?»,- укоряя, говорил тихо, чтобы не слышали окружающие.
«Ой, отец, не кори нас. Нам самим противно заниматься этим. Но очень хочется на праздники сходить на футбол и 9 мая встретить, а не сидеть во дворе!».
«Ну так сходили бы, вагоны разгружать!»,- воскликнул-предложил ветеран.
«Да кто нас возьмет, да и не знаем мы где можно заработать, Мы вот тут немного денег на праздники насшибаем и больше не будем, честное слово»,- пообещали мы. И он оставил нас в покое.
«Сколько у нас денег?»,- спросил я.
«Тридцатка»,- сказал кто-то, пересчитав нашу наличность.
«Всё! Закончили!»,- провозгласил я.
«Ну ты что? Давай еще? Это ж так легко!»,- возмутился-предложил наш Атос.
«Всё! Баста! А кто продолжит — будет иметь дело со мной и с Серегой!»,- постановил-пригрозил я.
Надеюсь, что больше никто из нас не спекулировал билетами.
А дома у меня была невыносимая обстановка, полный вакуум, даже сестренка была больше на стороне родителей, чем на моей. Да и чем она могла меня утешить.
И не выдержав домашнего напряжения, вместо того, чтобы сходить в Лужники с ребятами, я сбежал к бабке.
Не помню, тридцатого апреля или первого-второго мая, я оказался у неё, но как только она меня увидела, схватилась одной рукой за сердце, а другой стала искать маленькую табуретку, чтобы присесть:
» Что случилось? Что случилось?»,-причитала она.
«Ничего, просто захотелось тебя увидеть.»,- стал успокаивать я её. Я очень испугался за её больное сердце и такой реакции.
Немного успокоившись от первого впечатления, она выпытала у меня все. Я не помню, что она мне тогда сказала, кажется ничего, только покачала головой. Но на следующий день заказала на почте телефонный разговор с Москвой. И опять я не могу рассказать о чем и в каком тоне они говорили, она не взяла меня с собой.
Но через день напекла пирогов и пирожков, собрала и отправила меня в Москву, со словами:» Тебе надо учиться,а не враждовать с родителями.».
Был уже поздний вечер, около одиннадцати часов, когда я подходил к своему дому, и мысли:
«Ну всё! хватит! Я буду учиться, хорошо учиться, и больше не буду ссориться с отцом, буду во всем его слушаться, ведь он для меня во всем пример».
Вот так, с легким сердцем, надеясь, что этот случайный неприятный эпизод, прожит и забыт, я своим ключом открыл входную дверь.
Добавить комментарий