«Документы»,- потребовал контролер.
«Какие документы? Зачем?»,- прикинулся я «шлангом».
А Бобу на ухо шепотом: » Нет у нас документов».
«Надо заплатить штраф и оплатить проезд от Днепропетровска до Москвы.»,- ответил железнодорожник.
«Сколько?»,- продолжил я торговаться и «ломать комедию».
Он назвал всё четко. Выходило по 19 рублей с гаком с каждого нашего носа.
«Ого!»,- подумал я,- «Почти полностью мой аванс на работе».
Как-то сразу стало очень «кисло».
«Боб, закрой меня»,- попросил я друга. Товарищ чуть ли не распластался, облокотясь на столик в купе, прикрывая меня, продолжая начатый мной разговор. Мы понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Сидя, скрываясь за его спиной, достал бумажник, выдернул из него пятерку и трешник.
«Борь, у тебя мелочь есть?»,- спросил я друга.
В конце концов на глазах контролера мы тогда набрали 9р75 коп. Это была сумма немного большая, чем стоимость билетов. Как сейчас помню, выложили башенкой монетки на бумажных купюрах, и я, взяв эти купюры за короткие концы, аккуратно, чтобы не рассыпалась башенка, пододвинул нашу конструкцию к контролеру.
Мол, на, возьми и отстань. Я знал, что большинство контролеров берут деньги, и не только из-за своей алчности, а еще и потому, что проводника снимают с рейсов и он очень теряет в заработках.
Контролер не среагировал на деньги. Видно было, что ему очень хочется присвоить эти деньги, но он почему -то колебался, уперся взглядом мне чуть ниже левого плеча и молчал.
Скосив глаза на себя, я понял что его остановило.
«Ох, елки-палки!»,- выругался мысленно я. Из наружного нагрудного карманчика торчала полоска удостоверения-пропуска на работу. ЯРКО КРАСНОГО ЦВЕТА. Сейчас не помню, но кажется работники КГБ имели такой же цвет удостоверения. Во всяком случае отец, работая в ГОСПЛАН»е, имел удостоверение такого же цвета.
И я понял — не возьмет он деньги и не отпустит нас. БОИТСЯ.
Приходилось ломать комедию и тянуть время.
«Ну возьми ты наши копейки, ну больше у нас нет. И мы друг друга не видели.»,- канючил я, уговаривая контролера.
«Документы!»,- твердил он.
«Ну нет у нас документов при себе!»,- отвечал я.
Наконец ему надоело уговаривать нас.
«Сидите здесь в купе, никуда не уходите»,- пригрозил контролер нам последствиями. Сказал и ушел из нашего вагона. Мы вышли в коридор вагона.
Прибежала пожилая бригадирша. По сравнению с ней моя бабуля была стройной березкой. И на очень приятном, оригинальном суржике, перемежая русские слова с украинской мовой, стала уговаривать нас:
«Мальчики, документы не показывайте!. Хлопчики, только документы не давайте ему!».
Рядом с ней стоит наш проводник, белый как полотно, не жив, не мертв, и молчит.
«Хлопчики, он студентик, ему заработать надо, у него никого нет, только одна бабушка, а у неё пенсия очень маленькая, так что ему заработать надо за эти два месяца, чтобы не голодать.»,- объясняла ситуацию сердобольная бригадирша,- «Если вы дадите документы, то его снимут с рейсов, и он не сможет заработать».
«Нет, нет, не дадим мы документы»,- успокоил я её.
Она успокоилась, ушла. Мы с Бобом вышли в тамбур покурить.
«А чего ты не хочешь показывать документы? Ну черт с ним, заплатим мы этот штраф, коль так получилось.», — спросил меня друг.
«Боренька! У нас в мае в Днепропетровске, за сутки перед правительственной комиссией сгорел цех, до тла сгорел, который проектировал наш институт, и наша группа в нем участвовала, в том числе и я. А вот теперь представь, я беру больничный и меня фиксируют в поезде Днепропетровск-Москва. До сих пор идет разбирательство причин возгорания. Понял? Поди потом доказывай следователям Гэбистам, что ты никогда не был в Днепропетровске. Так что, ты как хочешь, а мне надо уходить, чтобы никаких следов не оставалось. У контролеров нет права обыскивать, так что дело не в мальчике-проводнике. Понял?»,- объяснил я другу настоящие причины такого поведения.
Я давно понял, что участвовал в проектировании ЮЖМАШ»а. А тогда не знал, что именно там строили. Но шорох у нас в институте стоял огромный. Дело в том, что рекомендуемые облицовки подобных цехов были так называемой «Трудно-возгораемой модификации». Сразу после происшествия подняли все чертежи и начали разбираться «ШО ЦЕ ТАКЭ». Оказалось, что это стальные и алюминиевые мелкоизмельченные стружки залитые искусственной смолой, типа эпоксидки.
«Так это же зажигалка, зажигательная бомба!»,- закричал Толя, когда понял, что мы ставили для облицовки.
Потом расхохотался: «А пожарные его водой тушили!».
В конечном итоги всё свалили на сварщика, который что-то доделывал перед приемкой цеха. Но бошек поснимали у нас в институте очень много, и заменили все облицовки в подобных объектах на «Трудно-сгораемую модификацию».
«Так что, Боренька, мне кровь из носу, а уходить надо без следов!»,- закончил я свои выводы.
«Я с тобой!»,- приговорил друг.
И это было правильно.
Добавить комментарий