Вот так, каждый будний день, встречаясь с ней в одном и том же месте, я сворачивал с её пути.
Однажды, подбегая к проходной, набатом прозвучала мысль:
«Так это же Эдмон Ростан!!! Сирано де Бержерак чистой воды, только в ХХ веке.», и следом интонацией С.Юрского слова Остапа:
«То же мне бессеребреник!».
И вот однажды, спустя полтора-два месяца ежедневной утренней пытки, я не увидел впереди яркосалатового пятна:
«Да где же она? Неужели сменила одежду, и я не заметил её? Да где она?».
И я побежал напрямую, по настилу, пристольно вглядываясь в каждого прохожего.
«Ну где же она? Я хочу, чтобы она была у меня! Хоть так, но была в моей жизни.»
Добежав до проходной, я так и не встретил её с сыновьями. Прошил взглядом всю улицу до конца. Их не было.
«Ну где она?! Я хочу её видеть!»,- истерические капризные мысли,-» Она мне нужна! Хоть такая, но очень нужна!».
Уже на рабочем месте, немного успокоившись:
«Может кто-то из мальчишек заболел? И они остались дома. Успокойся, выздоровят и увидишь. Будет она в твоей жизни. Будет.»
И точно, где то через неделю я увидел их на обычном месте. И опять свернул.
Часто, прыгая через рельсы, я костерил, материл себя:
«Какого черта! Ты, почти сорокалетний мужик, глава семьи. У тебя жена и дочка, а ты словно неопытный юноша краснеешь и бледнеешь, стоит только ей появиться. Какого черта! Возьми себя в руки и перестань страдать!!!»,- уговаривал я себя и ничего не мог с собой поделать. Рана саднила и кровоточила.
Вот так я жил и страдал. Заботился о жене, воспитывал дочку. Работал, заботился и страдал.
И никто об этом не знал, кроме одного человека.
На нашем заводе было три столовых. Так называемая «директорская» столовая в девятиэтажном инженерном корпусе, где работали разнообразные службы: дирекция, бухгалтерия, АСУ, конструктора, разнообразные технологи и т.д. и т.п.
А с другой стороны территории завода был двухэтажный комплекс питания. И в нем два зала: на первом этаже, маленький, на 40-50 посадочных мест, «Диетический», где кушали работники, имеющие какие-либо болячки. Готовили там очень хорошо, не баловали там повара и раздатчицы. Многие обедали в «Диете».
И огромный зал на втором этаже, с транспортером для грязной посуды, спроектированным ВНИИТоргМашем, и посудомоечной машиной на 2000 тарелок в час.
Мы с Константинычем ходили в «Диету».
«Константиныч, а что по понедельникам всегда народу в столовой намного больше, чем в остальные дни?»,- спросил я его.
«Так в понедельник «директорская» не работает, выходной у них»,- разъяснил мне Константиныч.
И всё, я бросил его, стал ходить на второй этаж.
Обедал обычно с ребятами из восьмого цеха. Садился так, чтобы мне было видно вход и раздачу. Однажды даже попросил одного мастера цеха поменяться местами, чтобы видеть Единственную. И каждый понедельник я видел её дважды в день.
Напротив меня за столом обычно садился Вадим Вадимович. Это был очень веселый, жизнерадостный оптимист и в то же время очень внимательный, проницательный человек. Он часто оборачивался, когда появлялась Единственная, но до поры до времени молчал.
Однажды, когда мы остались вдвоем за столом, он не выдержал:
«Да что за черт!? Как только появляется эта ДАМА, ты аж в лице меняешься! Что такое? Вы знакомы?».
Я во все глаза смотрел на Единственную, но этот спич вернул меня в действительность.
«Что ему ответить? Соврать? Зачем? Поймет ведь, что вру! Так что же ответить?»,- просвистели мысли.
И уткнувшись взглядом в свою тарелку, тихо пробурчал:
«Да, было дело». Ничего мне тогда не сказал В.В. и в дальнейшем никогда не проронил ни одного слова на эту тему.
Только каждый раз, когда появлялась Единственная, прерывал свой веселенький рассказ, оборачивался, а потом молча и внимательно смотрел на меня. Жалея, с белой завистью. Ни разу, ни одного слова, не позволил себе В.В., хотя о многом догадывался.
Добавить комментарий