Любовь Ивановна Лесных. Лесных — это старая фамилия сибирских казаков, фамилия моего деда, без вести пропавшего под Белостоком в самом начале войны. Любовь Ивановна, Баблюба, бабуля, женщина необъятных размеров.
Она родилась в маленькой белорусской деревеньке что под Оршей в начале века. Да нет, читатель, не этого нашего — прошлого века. Ей посчастливилось закончить четыре класса ближайшей местной церковно-приходской школы, её братьям не досталось и этого. Вот и всё её официальное образование, не знаю училась ли она на повара или это заслуга её ближайших предков по женской линии, но лучшего повара я в своей жизни не встречал. И хотя можно сказать образования у неё не было, но всю жизнь она читала. Каждую свободную от домашних хлопот минутку она посвящала книге. И не каким-нибудь «бульварным» романам, она читала исторические книги, и даже на пенсии постоянно ходила в библиотеку.
У неё в комнатке не было икон, и ни разу я не видел, что она молится. И то, что она была верующей, глубоко набожным человеком узнал чисто случайно, через десяток лет после её кончины.
Однажды, будучи в гостях у своей младшей сестренки, я увидел маленький серебряный крестик с тонким стареньким шелковым шнурочком.
«Ты что это, в церковь стала ходить, или дочку окрестила!?»,- удивленно спросил я.
«Нет, это крестик бабулин»,- тихо ответила сестра.
«Да, ладно, трепи больше!»,- с возмущением не поверил я.
«А ты что, ничего не знаешь!?»,- удивилась младшая сестренка,- «Помнишь, последнюю зиму она проболела, а потом срочно потребовала отвезти её домой, не хотела умирать в Москве. Вот вечером перед самым отъездом, она позвала меня, благославила и отдала свой крестик. Как знала, что больше не увидимся»,- тихо-тихо проговорила сестренка.
«Хм, а почему не старшей сестре или мне!?»,- позавидовал я младшей.
«Ну вас же с сестрой другая бабушка нянчила, а я её внучка»,- мягко ответила маленькая и «Очень вредная» егоза.
Не любила бабуля ни москалей, ни коммуняк, ни моего отца — коммуниста. Не любила — это мягко сказано!
И не раз я, сын своего отца, слышал от своей бабули возмущенный вопль:»Ну какой майор за ней ухаживал, блондин, синие глаза! А выбрала она этого, худющий, в чем только душа держится, одна драная шинелишка, даже шапки нет, ножки тоненькие, в голенищах сапог болтаются!Тьфу!»,- и она показала, как болтались в сапогах ноги моего отца, сразу после войны, когда он был студентом.
И хотя наверняка он платил ей тою же монетой, и несколько раз я слышал от него нелестные «Комплименты» по поводу некоторых черт характера её девичьей «семейки», но когда я однажды критически выразился в сторону бабули, он резко одернул меня:»Ты не смотри, что у неё всего четыре класса, она очень мудрая женщина.» Я не могу вспомнить еще одного человека удостоившегося от моего отца такой характеристики.
Прошел редкий в тех местах короткий летний дождь.Нет, это не какой-нибудь московский дождик с отдельными, пусть и крупными каплями, это сродни тропическому ливню, со сплошными потоками воды. И мы с бабулей идем на базар. Вот мы почти у ворот рынка и невесть откуда взявшаяся легковушка обдает нас потоком грязной воды из ближайшей лужи.
«УУУ, москаль проклятый!»,- негодующе закричала бабуля, и грозя ему вдогонку кулаком пожелала успехов в дальнейшей жизни:»Чтоб ты перевернулся!!!»
«Ба, а кто такой москаль!?»,- ну не знал я тогда кто такие «Москали». Не знал, и всё тут.)))
Бабуля обратила свой взор на меня, и как я сейчас понимаю, сообразила, что я полностью подхожу под определение «Москаль», резко дернула меня за руку:»Не задавай глупых вопросов.» И я еще долго не знал, кто такие «Москали».
Не любила она и коммуняк, Наверное что-то знала, наверное многое видела, наверняка имела право, наверняка всё понимала, хотя её муж, мой дед, был членом РКП(б), наверное этим объясняется отсутствие икон в её доме.
«Ба, а расскажи мне как вы жили?»,- спросил я однажды.
«Да что же тебе рассказать-то?»,- как всегда всплеснув руками, спросила бабуля.
«Ну хотя бы, как в Богучаре оказалась, как до войны тут жили.»
«В 35-ом году твоего деда перевели сюда на работу, устроилась я в столовую поваром.Из всех продуктов только картошка и грибы, вот что хошь, то и готовь!»,- начала свой рассказ бабушка.
«Как это только картошка и грибы, а остальные продукты?»,- не понял я.
«Так всех же в колхозы загоняли, а какой прибыток с тех колхозов, не приучен был народ, вот и голод пошел»,- объяснила бабуля. «Вот и стала я готовить «Разносолы» — один день вареную картошку, в другой жареную, на третий картофельные котлетки сготовлю, народ ел да нахваливал»,- и её глаза засветились радостью от этих воспоминаний.
«Недолго я проработала в той столовой, прознали про меня, перевели в закрытую партстоловую. А там! И свинина, и говядина, аж даже икра разная, никакого отказу в продуктах. Ну готовлю я, стараюсь хорошо готовить, а они не жрут, столько продуктов недоеденных остается. Я сначала не поняла, може не вкусно готовлю, почему столько недоеденного остается, а потом поняла — сытые они, зажравшиеся! Народ с голоду пухнет, а они не жрут, гад их задери!»,- и тут в глазах бабушки проскользнула лютая ненависть. Для неё несъеденное и выброшенное было если не смертным, но большим грехом. (никто в Богучаре тогда не ругался матом, и я москвич через месяц отвыкал произносить скверные слова. Самое страшное ругательство среди нас мальчишек было:»Иди ты на гад», за которое от любого взрослого, даже незнакомого, но услышавшего эти слова можно было схлопотать по губам с соответствующим нравоучением.)
«Ой, что это я!»,- и она что-то быстро-быстро прошептала в сторону, чтобы я не слышал.
«Ну вот, по правилам несъеденное мы должны были выбрасывать. Ну как продукты выбрасывать, грех!»,- продолжила бабушка, немного успокоившись.
«Скомандовала я девчонкам собирать остатки, в иной день по такому чану получалось»,- и она развела руки, показывая размера огромной кастрюли,-«А вечером, как стемнеет и все разойдутся, я с черного хода людям раздавала.»
«И тебя не заложили, не поймали?»,- поинтересовался я.
«Ни, може не прознали, може не схотели связываться с Н.М., твой дед сам знаешь кто был.»
«А ведь могли!?»,- не унимался я.
«Могли-могли»,- отмахнулась бабка, и до меня дошло, чем рисковала моя бабка, раздавая людям продукты.
И признаюсь тебе, читатель, я был горд, что у меня такая смелая и бескорыстная бабка. Многое она рассказала в тот задушевный вечер. Многое узнал я того, что не прочтешь в газетах, что не прочтешь в романах, даже у Шолохова.
«Вот так и жили, в мае 41-го твоего деда в Белосток назначили, а я с твоей мамой здесь осталась, ей доучиться надо было. К середине июня мы уж выезжать к нему собрались, а от него телеграмма пришла срочная:»Не приезжай, оставайся в Богучаре, если что случится отправляй дочь в Сибирь, к родственникам».
Заняли немцы город. До Дона семь километров и на другом берегу наши.
«Что тут началось!»,- всплеснула руками бабуля, и от нахлынувших воспоминаний крупные слезинки скатились у неё по щекам. «В концлагерь меня забрали, здесь рядом с городом немцы его организовали. многих туда тогда согнали.»
«Так тебя же расстрелять должны были сразу»,- не выдержал я. Знал я, что делали немцы с женами комсостава Красной Армии.
«Не выдали меня, никто не выдал, помнил народ моё добро»,- тихо-тихо произнесла бабушка, благодаря людей.
«Ну а как под Сталинградом их размолотили, в скорости и от нас немчуру турнули, освободили меня. Натерпелась я страху, внучек, не приведи Господь!»,- заплакала бабуля, вспоминая былое.»Определили меня продавщицей в магазин, что на базаре, только он один и остался на весь город. Продуктов нет, только один хлеб по карточкам.»
«Поди обвешивала, обманывала народ!?»,- решил «Расколоть» я бабку. «Кайся, старая, кайся, не удержалась поди!?»,- наступал я, в надежде что она мне признается.
«Как можно, свят-свят!!!», — и я один-единственный раз в жизни увидел тогда, как она крестится.
«Всё до граммулечки людям вешала, до крошечки положенное отдавала»,- оправдывалась бабуля.
«Ну а как же ты жила? Мать говорила ты ей помогала, когда она училась.»
«Ой, колотишься в вагоне, прешь этот мешок в Москву!»,- вспомнила бабка свои путешествия в столицу. «Поезда тогда редко ходили.»
«Где же ты продукты брала!?»,- строго продолжал я свой допрос. «Кайся!»
И видя мою настойчивость, она решила снять грех с души.
«Знаешь, мы должны были отоваренные карточки по акту списать и сжечь»,- в глазах бабки появилась хитринка.
«А мы не все карточки сжигали, немного себе оставляли, вот на них и продукты выменивали.»
«Да ты же на этом озолотеть могла!»,- не выдержал я.
«Грех это, грех, ради детей этот грех и принимала»,- укоризненно проговорила бабуля.
«Не переживай, бабуля, может быть если бы ты тогда это не делала и я бы не родился»,- задумчиво произнес я, снимая пригрешения с её души.
Как-то любопытство или любознательность, называйте это как хотите, как кому угодно, занесло меня в святая святых моей бабки, в её шкатулку. И там среди прочих бумаг и газетных вырезок лежала старая пожелтевшая маленькая фотокарточка. Моя бабушка в черном платье и черном платке сидит у маленького гробика.
«Хм, кого она хоронит!? Судя по всему, очень дорогого человечка и он совсем еще маленький. Хм, я ничего не знаю об этом, надо будет выведать, что случилось и кто это такой.»,- вот такие мысли пронеслись у меня в голове, когда я разглядывал эту старую фотографию. И в этот момент, видно почувствовав неладное, на пороге комнаты появилась бабушка.
«И куда же тебя занесла нелегкая!?»,- закричала она, норовя огреть меня полотенцем. Её грозный вид сознаюсь испугал меня, и бросив всё я утёк из комнаты, получив пару раз полотенцем по спине. Сдуло меня и со двора. Вернулся я домой только под вечер, и пытаясь загладить свою вину до темноты таскал воду из колонки и безропотно поливал деревья в саду.
Сами понимаете расспрашивать что-то было не с руки. И дело забылось.
Уже зимой в Москве вспомнилась мне эта фотография, и я решил порасспросить мать о ней.
«Сынок это её, до твоего рождения умер, дифтерией заболел, а лекарств тогда не было. Не вздумай её об этом спрашивать!»,- предупредила меня мать.
«Так это что же твой брат получается!?»,- вырвалось у меня.
«Да, и твой дядька»,- ответила мама.
Вот так они и жили. Миллионы женщин, запрятав свою боль в глубинах души, в тайниках памяти, не озлобились, не пытались мстить, не скурвились и не спились, отдавая своим детям и внукам, всем встретившимся на их пути людям величие доброты своей души. И если вам кажется, что хуже чем у вас и быть не может, вспомните трех этих женщин.
Вот этот фильм заставил меня написать эту трилогию, посмотрите его, не пожалеете о затраченном времени.
Классно, я плакала, так все это хорошо описал, умница, умеешь когда захочешь