На этом мои фантазии не закончились. Никак не могу прекратить об ушедшей юности тужить.
Дело в том, что почти сразу за моим днем рождения наступает день рождения сестры Шоколадницы. Да, все мы раки, также как и Единственная.
Я ждал этого дня, с нетерпением ждал. Написал ей, поздравил. Надеялся, что ответит, отхлестает по полной программе. От той наивной, смотрящей на мир широко раскрытыми, удивленными глазами почти ничего не осталось. На фотографиях я видел опытную женщину, которая сумеет отбрить так что мало не покажется. Но всё-таки надеялся на какой-то диалог.
Она молчит! Каждый день заходит в эфир, но даже не посмотрела на мои сообщения. То ли не видит, то ли скорее всего что заблокировала их ещё пять лет назад. А меня разбирало, очень хотелось достучаться до неё, рассказать кто же на самом деле мне была Шоколадница.
И я стал фантазировать. Стал задавать вопросы как бы от её имени и отвечать на них. Получилась целая исповедь.
Нет, она не назвала меня сукой, подонком. Она очень выдержанная в эмоциях, воспитанная женщина, но в контексте это чувствовалось.
«Ну что? ЧТО я тогда должен был сделать, вот тот каким стал к тому дню?»,- чуть ли не закричал я.
И не нашел ответа за неё кроме:
«Ну я не знаю, но не так как сделал ты».
«А вот теперь послушай, не перебивай и постарайся понять меня тогдашнего»,- ответил я.
Первого сентября в девятом классе юный мальчик влюбляется в девочку, свою одноклассницу. Увидел и она покорила его своей внешностью.
Прошло полтора месяца и он слег в постель, прошлогодняя болезнь вновь попыталась одолеть его. И вдруг она появляется, приносит уроки, говорит что теперь будет приходить к нему два раза в неделю и не даст ему отстать. Она вдохновляет его на борьбу за жизнь, не дает унывать. Она индиго и очень тонко чувствует его.
Он поправляется. Он победил болезнь, они вместе её победили. И с началом третьей четверти, в январе он ходит в школу.
13 февраля, ожидая своей очереди в райкоме ВЛКСМ, они проводят вместе весь вечер, и он окончательно тонет в её зеленых глазах, в её кристально чистых изумрудах.
С того вечера они часто встречаются после школы, гуляют вместе, разговаривают. Им есть что обсудить, понять друг друга. Цветок любви начинает распускаться.
13 апреля он узнает, что она, у себя дома в своей комнате в весенние каникулы, доверяет свои грудки какому-то питекантропу. Не знаю отчего. Ради эксперимента или из-за женского любопытства, не знаю отчего, но о любви там и речи не могло идти.
И мир из недавно ослепительно-радужного становится для этого мальчика абсолютно черным. Вдобавок он ссорится со своими родителями. Трое суток он проваляется в постели, отказываясь даже есть.
В понедельник он всё-таки появляется в школе, а её там нет. Он приходит к ней. Она индиго, она чувствует его. Паника и тревога охватили её почти сразу, как они расстались. Она переживает за этого мальчика, да, за меня.
Он говорит, что знает что случилось в каникулы. Она не отрицает, она признается. ВСЁ, занавес, спектакль окончен.
НО ПРИКАЗАНО ЖИТЬ!!!
Через несколько дней учительница, классный руководитель, ставит ей незаслуженную двойку, так что весь класс, все в один голос, возмущаются. Этот мальчик всё еще любит свою девочку, ту которая была с ним до 13 апреля, и отказывается отвечать несправедливой училке.
Она ставит ему одну двойку, вторую, третью, грозится оставить на второй год. Ничего не помогает. Учительница вызывает в школу его мать.
Он и матери говорит, что больше слова не скажет этой училке. Стоит твердо на своем, без объяснения причин. В конце концов мать уламывает его, заставляет, чтобы не остаться на второй год, ответить-сдать зачет вне класса, одной учительнице. И он, скрипя сердцем, соглашается. Его переводят в десятый класс.
В конце мая мать укладывает этого мальчика в больницу на обследование к одному из ведущих профессоров СССР по этой болячке.
В начале июня появляется в больнице его девочка, в надежде наладить-восстановить их былые отношения. Он понимает это, прекрасно понимает по первой же её фразе, НО всё еще любя её, боготворя её и трепеща перед ней, отвергает, сердцем понимая что
ЕДИНЫЖДЫ ПРЕДАШИЙ, ПРЕДАСТ И ВТОРОЙ РАЗ,
а прощать он не умеет, его этому не научили.
Ладно, жизнь идет своим чередом, не гладко но идет. После школы сразу, с «Лёта», с трудом но поступает в Училище, в один из престижных вузов СССР, в «ракетный» ВУЗ, на одну из лучших кафедр.
Воспитываемый с детства комплекс победителя срабатывает и здесь.
Проучившись полтора месяца он опять сваливается в постель, болезнь вновь предъявляет свои права, свои претензии. Провалявшись, прокорчавшись на больничной койке шесть недель, ему удается победить болезнь. И за месяц догнать свою группу, вместе с ней сдать экзаменационную сессию.
В апреле еще одна колдобина. В глазах отца он однозначно предатель, которых в военное время просто ставили, безжалостно ставили к стенке. А он даже не понимает, что он сотворил, что сделал. Опустошенный
И вот этот мальчик, уже юноша, оказывается в Богучаре. Опустошенный, раздавленный, как слепой котенок не знающий куда же приткнуться. Мать зажигает ему свет в конце тунеля, но это мало его утешает. Всё дело в его отношениях с отцом.
Да, конечно, мы встречались с твоей сестрой там на лавочке у колонки еще до нашей встречи на берегу Дона, но она была для меня так фоном, массовкой и не знал, что я ей очень понравился. Даже не обратил внимания. И когда моя сестра замолвила за Шоколадницу словечко, мол:
«Возьми с нами вот эту девочку».
Я даже слушать её не стал, мне нужна была Земляничка, я её хотел видеть рядом с собою. И добился этого.
Уж не знаю, подстроено это было или так сама судьба распорядилась, но Земляничка-Капустница исчезла, не далась мне в руки. Да я и не жалею об этом. Ну что такое капустница? Так, одна белизна с желтеньким пятнышком, и всё.
Когда появилась твоя сестра на берегу Дона в нашем стойбище, я с восторгом смотрел на эту смелую девочку, как будто впервые увидел, заметил её. Стал прислушиваться, приглядываться к ней, а она была открыта и естественна.
Это я предложил тогда покататься на лодке, не она. Просто хотелось один на один поговорить с ней, понять что это за человек. Она заинтересовала меня. И покорила меня своими мыслями, отношением к жизни.
А когда её головка оказалась у меня на коленях, я понял, что она доверяет мне, полностью доверяет, и не оправдать её доверия я не мог.
Всё у нас складывалось, была полная гармония. И я потянулся к ней. Мы даже повздорили только один раз, и виной тому был я. Нарушил границы дозволенного, захотел добраться до её грудок, и получил яростный отпор. Ну что такое, мне 18, ей 15. Ромео и Джульетта. Рано, очень рано.
А вот последнее свидание меня разочаровало. Она отказалась писать мне письма.
«Ну хоть изредко»,- умолял я.
«Ладно, изредко можно, не каждый день»,- успокоила она меня.
Вот сейчас никак не вспомню, кто же из нас первым написал?
То ли я, то ли она не выдержала.
Но прочитав её письмо, я ужаснулся. Там был безоговорочный КОЛ по русскому языку, столько ошибок!
И вместо того, чтобы мягко акцентировать на этом, «ЯЗВА» и «Гастрит» стали ерничать и издеваться, написал что мне очень стыдно за неё, что так нельзя, что надо больше читать, запоминать написание слов, учить правила, постоянно писать диктанты. Она обиделась, прислала коротенькое письмо, смысл которого был:
«Ну тогда вообще писать не буду!».
Она хотела не писать письма и добилась этого. И я остался один.
У меня даже в мыслях тогда не было, что твоя сестра меня очень любит.
Ладно, жизнь идет своим чередом, накатывая волну за волной на мой слабенький мол. Комплекс победителя исчез, остался только комплекс ущербности. Я вылетел из Училища, стал работать. Работа мне очень нравилась, мне хотелось создавать чертежи, по которым потом делали детали, собирали узлы, очень нужных стране и людям, машин и предметов.
И я отдавал все свои слабенькие силенки этой работе.
А отец коверкал, корёжил меня и в 71-ом году окончательно добил, и никого не оказалось рядом, кто бы захотел и поддержал меня. Я первый раз тогда прогулял на работе почти месяц и решил, как Андрей Болконский:
«Нет, такая жизнь, которую я веду здесь, такая жизнь не по мне!».
И решил:
«Поеду в Богучар, приду на Дон, на кручи, найду камень побольше, веревку на шею, камень к веревке и на дно.» Но почему то медлил. Решил, но не выполнял решение. Если бы оказался в Богучаре, то наверняка бы выполнил своё решение, никто тогда не смог бы меня остановить, я никому не нужен был тогда.
Мать чухнулась, и по совету деда, чтобы замазать мои прогулы, я оказался в 13 психиатрической больнице, в санаторном отделении. Признаю, по делу оказался. Полностью по делу. Не смог противостоять отцу, защитить сам себя. Продержали меня там полтора месяца, намного больше обычного, положенного. Лечащий врач, вполне нормальный мужик, в отличие от многих психиатров, много возился со мной, досконально пытался разобраться со мной, почти каждый день вызывал к себе в кабинет, иногда в тихий час подсаживался ко мне на кровать, заводил задушевный разговор. Я откровенно ему отвечал, помогая ему в его работе. Трудно, очень долго я тогда восстанавливался, позже мне хватало всего двух недель не пообщаться с отцом и у меня появлялись проблески ЖАЖДЫ ЖИЗНИ.
А тогда, даже после выписки её не появилось, единственное, что удалось Федору Федоровичу, так это убедить меня остаться жить, и всё. Это было летом.
А в октябре случился еще один срыв. Я достал из письменного стола отца его опасную бритву, он её давно не пользовался, забрался на чердак одной из девятиэтажек, что стоят рядом с платформой «4км», закатал рукава рубашки. И нет чтобы сразу полоснуть по венам, решил немного перед этим подумать, вспомнить всю свою жизнь. Нашел на чердаке сломанный деревянный ящик, присел на него. На другой положил перед собой раскрытую бритву.
Посидел, подумал, попытался вспомнить ВСЁ. Каждый случай.
Потом сказал себе:
«А ты, щенок, еще и не жил! Сопляк, жижа навозная, ты еще и не любил по настоящему, а всё туда же!».
Спокойно, не суетясь, очень медленно спустил рукава. Обстоятельно застегнул все пуговички. Закрыл бритву, положил её в карман. Встал и ушел. И постарался ЖИТЬ.
Да, у меня еще случались несколько срывов, но лишать себя жизни я больше не собирался.
Да, в 72 году в июне я прогулял неделю на работе, мать быстро это поняла, но решила, чтобы я попал в психосоматику. Вот так я оказался в Первой градской больнице. Здание старое, построено аж в 19 веке деревянное, одноэтажное. Палаты огромные человек на двадцать, окна огромные, но света очень мало, пыль и копать покрыли стекла. Соседние деревья полностью закрывают солнечный свет и поэтому постоянно горят тусклые электрические лампы. В палатах полумрак. Пациенты все как один в глубокой депрессии, насуплены и молчат. Но это еще полбеды. В раскрытую дверь соседней палаты я увидел «статую», голый мужик стоит на кровати в одной и той же позе. Стоит и утром, и днем, и вечером, а поза не меняется. Санитарка орет на него, что он обоссал всю кровать, а он не реагирует. В добавок ко всему привезли больного с белой горячкой. В смирительной рубашке его привязали к кровати и положили в коридоре, а он вырывается, ругается и рычит, того и гляди сейчас вырвется и начнет крушить всё подряд. В полумраке коридора это смотрится совсем ужасно.
«Ууууу!»,- подумал я тогда,- «да тут точно задвинешься!, надо выбираться отсюда побыстрее! Неделя-другая и сам будешь похож на этих обиженных-насупленных, или на этого рычащего! Срочно надо улепетывать отсюда! А как? На моё счастье появляются молоденькие практикантки, студентки мед. училища.
«Так»,- размышляю я, — «Что у меня? Депрессия!? А при ней на девчонок не смотрят! Что из этого следует? Правильно!»
Еще с одним парнем, который по ошибке вместо водки хлебнул какой то отравы, подхватываем этих девчонок, сидим в коридоре, травим анекдоты, дружно хохочем. Проходит мимо врач, а мы вовсю веселимся, пофиг обстановка вокруг. На следующий день та же картина, на третий — то же самое.
«Ну какая у него депрессия!»,- решает врач, и выписывает меня. Что и требовалось доказать. С одной из этих девочек я схлестнулся надолго, может быть и расскажу. Я не святой монах, и не отшельник.)))
В 73 году, опять же летом, я опять оказываюсь за прогулы в 13 больнице. Попадаю в новый, недавно построенный корпус. Количество «Психов» в СССР увеличивается, и государство заботится о них. На всё отделение три врача. Мужик, который постоянно хихикает себе в воротник, загадочно улыбаясь, ну точно клиент психиатрии. Ему не лечить пациентов, а лежать рядом на койке. Заведующая отделением, отъявленная стерва, тоже с явной придурью, на гране психиатрии. И Ольга Александровна Гусева. Вполне нормальный человек, сыгравший в моей жизни огромную роль, о котором я сохранил очень теплые чувства. Хоть в жизни мы пересекались всего три раза, но каждый раз продолжительное время. Я слышал о ней много восторженных слов еще в 71 году от пациентов, тогда она была заведующей отделения, в которое я попал, но была в отпуске, я не видел её.
Она быстро разобралась во мне, да и мне хватило двух недель, чтобы полностью восстановиться, и она выписала меня с наказом больше не попадать в такие отделения.
В октябре новый срыв из-за скандалов с отцом. Помню идем мы с матерью вдоль Нищенки к 4км, чтобы добраться до Люблино, а во мне бушует комплекс неполноценности, комплекс ущербности оседлал меня.
Наверное мне необходимо было туда попасть, чтобы наконец встретить Первую. И она выдернула меня из того семейного ада, заслонила от отца.
Вот такой Андрей появился в апреле 75 года в Богучаре. Комплекс неполноценности, ущербности начал понемногу растворяться, комплекс победителя замерцал где то вдалеке. Сломленный, затравленный, искореженный, озлобленный на весь мир и обидчивый рак появился тогда в Богучаре.
Что? Что по другому мог сделать тот Андрей? А?
Ты думаешь я тогда не дрогнул, когда выйдя, увидел Шоколадницу. Ты ведь была с ней и ждала. Я приметил тебя на лавочке у колонки. Первый порыв сердца — мне захотелось её обнять за плечи, прижать к себе, нежно чмокнуть в щечку и тихо сказать:
«Успокойся, вытри слезки, и пойдем за стол. Вот так обнимая, прижимая к себе, подвести к столу, и не обращая внимания на всех остальных, сказать: Мама, это Шоколадница, когда то я был с ней СЧАСТЛИВ»
И я ждал, что она скажет те заветные слова. Нет, не «Я люблю тебя», я это уже понял, причем дважды. Там на кладбище, и здесь у ворот она повторила их. Я ждал заветные слова, которые пробьют днище моего корабля и ЛЮБОВЬ заполнит все трюмы.
«Теперь я буду рядом , чтобы не случилось я с тобой».
ЖДАЛ И НЕ ДОЖДАЛСЯ. А потом понял, что если я сделаю как хочет моё сердце, то эту ночь мы проведем вместе и я заберу её невинность, я не смогу отказаться от этой дани на алтаре безграничной любви, и утверждая своё мужское эго, я постараюсь, чтобы она забеременила.
И вот тут начались одни разветвления и возникло тысяча вопросов.
Да, я медлил, ждал, пытался просчитать хоть некоторые из вариантов.
В октябре 74-го мы расписались с Первой, а в декабре она попросила меня уйти — Логик предложил ей замуж. Я понимал, что давно надо уходить, что именно я — третий лишний, но шантажом и кулаками мне удалось сохранить семью. Первая не настаивала, чисто по-женски она ждала моей окончательной ошибки. Тогда я решил жить с ней ради её девчонок, да мне и не было куда уходить. Возвращаться в этот ад я не хотел.
Тогда, когда я колебался, а решение требовалось принимать быстро, очень быстро, наверняка на подкорке проскочило:
Единыжды предавший, предаст и во второй и в третий раз.
В мыслях этого не было, но на подкорке должно было промелькнуть.
И еще, я должен буду рассказать, что случилось со мной за эти шесть лет, а я очень не уверен, что такой Андрей нужен Шоколаднице.
1. Женщина всегда права.
2. Если Женщина не права, смотри пункт 1.
р.s. если женщина не права — попроси у неё прощения.
Я ждал и видел перед собой жидкий, всхлипывающий и слезливый кисель, который отчаянно просится в тарелку.
И дилемму — с одной стороны Первая, которая постоянно рвется уйти от меня с её дочками, с другой стороны Шоколадница, которая очень любит меня, но она молчит и я не уверен, что нужен ей.
И я выбрал СИНИЦУ В РУКАХ.
«Да, поматросил и бросил. Какие трудности?»,- было в моих словах, и я попытался четко внушить эту мысль.
Сказал. Повернулся, и ушел. И рыдал потом навзрыд, от того что мне пришлось сделать.
Да, я все-таки нашел свою Шоколадницу — это Брюнетка. Быстро, по варварски грубо заграбастал её. И рассказал ей еще до официального оформления брака почти всё, что здесь написано. По мимике я видел, что она не верит мне.
«Вот теперь сама решай, нужен ли тебе такой?»,- закончил я свой рассказ Брюнетке.
Она быстро нашлась: » Ну-ка, дай мне телефончик этой Ольги Александровны.»,- попросила Брюнетка и избавила меня от ежеквартального общения с психиатрами. Наверняка защищала меня, наверняка советовалась.
Вот такая она, моя жизнЯЯЯ. Шерше ля фам и у вас всё будет.
«Что ты хочешь?»,- смягчившись спросит воображаемая сестра Шоколадницы.
«Ничего, кроме одного. Это моё предсмертное завещание. Я хочу, чтобы Шоколадница после моей смерти узнала правду. Кем она была для меня, и почему я тогда так поступил. Не вздумай до этого ей об этом сказать. Даже если она сейчас появится в моей жизни, прогоню безжалостно и беспардонно. Может быть в иной жизни мы встретимся и у нас всё получится до конца. Такой как сейчас я ей не нужен».
Добавить комментарий