Кое-как я скоротал ночь на вокзальной лавочке в душном зале. Каждому вокзалу присущи свои очарования и отвращения в зависимости от того, что принесли они человеку, радость встречи или тяготы потери.
Можно восторгаться архитектурным творением, вспоминать историю создания, историю жизни вокзала, и в этом отношении они разные, во многом уникальны. Но стоит только войти внутрь, вдохнуть воздух, и даже с закрытыми глазами сможете сказать, что вы внутри вокзала. Этот запах спертого воздуха, пропитанного человеческим потом, нельзя перепутать ни с чем.
В шесть часов утра, как только прозвучали последние аккорды гимна, милиция стала будить и поднимать бесприютных путников. Вокзал медленно просыпался, начал шевелиться, постепенно набирая отдельные звуки в постоянный непрерывный гул.
Дремать сидя стало совсем невозможно. Подрыгав конечностями, чтобы разогнать застоявшуюся от неуютного ночлега кровь, я отправился в туалет. Надо было смочить, окончательно продрать глазки, сбрить двухдневную щетину. Тогда небритый человек вызывал неподдельный интерес у работников милиции.И заметьте, вход в любой общественный туалет — бесплатный. Нам и в голову не могло прийти, что за такую естественную человеческую потребность можно брать деньги.
Как ни странно, но по утру к умывальным раковинам образовалась небольшая очередь. Добравшись до раковины, я как тот кот, брезгливо побрызгал на глаза, умылся, достал из портфеля свою безопасную бритву. Жиллет!!! По тем временам это была драгоценность. Её мне подарил на день рождения Опенок, друг отца. Такие продавались только в «Березках» и стоила она целых 80 центов. Поверьте — это была честно заработанная валюта братом Опенка , и у Палыча всегда водились «чеки». Вот и сделал он от этих щедрот такой королевский подарок! Хм!!! А ведь я всю жизнь брился и сейчас бреюсь только этой бритвой, и часто вспоминаю Опенка! Благодарю тебя, А.П.!!! Мудрый подарок!
Звонить Лоюлодски было ещё рано, некорректно, и я неторопливо побрел по Невскому, разглядывая древние (как мне тогда казалось)здания, любуясь величественной архитектурой, сравнивая их с московскими, ища сходства и различия.
С истинной пользой убив пару часов, я наконец решился набрать Лоюлодске:
«Доброе утро! Проснулась!? Когда и где встретимся!?»,- бодрым, радостным голосом, пытаясь вдохнуть в неё жизнь, проговорил я.
Она опять «замерзла» и мне стоило больших трудов уговорить её хотя бы выйти на улицу, встретиться со мной. Она ничего не хотела. ОНА НЕ ХОТЕЛА ЖИТЬ!
Всё-таки мы встретились у ближайшей к ней станции метро. Я взял её, как маленькую девочку за руку, и мы пошли по улицам нового жилого Питера. О чем мы говорили!?
Да ни о чем! Я просто болтал, а она слушала, и постепенно желание жить возвращалось, входило в неё. она начала реагировать, отвечать на мои вопросы. Как часто мне в моей жизни не хватало того, кто в такие трудные минуты взял бы меня, встряхнул, аккуратно и нежно заставил Жить.
«Тебе нужно решить вопрос с работой»,- наконец-то решился я заговорить о главном.
«Я боюсь!»,- с неподдельным испугом вскрикнула она, и даже отпрянула от меня, но я удержал её руку в своей руке.
«Чего!!! Везде люди, и с ними всегда можно договориться! Чего боишься, они же не укусят тебя!»,- изобразил я полное непонимание, хотя осознавал, что чувствует человек в таком состоянии.
«Тридцать третьей боюсь, у нас несколько человек уволили по этой статье.»,- отрешенно произнесла Лоюлодска.
«Ерунда! Всегда можно договориться»,- бодро и уверенно возразил я, :»Ну хочешь я с тобой пойду, у меня такой опыт есть! Я своего друга выручил, когда его хотели отчислить из училища за прогулы!»,- предложил я.
«Нет, нет, нет!!!»,- испуганно прошептала она.
«Так! Ещё не готова она к этому разговору»,- подумал я, и начал снова болтать о чем-то пустом.
Мы встречались каждый день, бродили по улицам Питера, я держал свою Несмеяну за ручку и постоянно о чем-то болтал. И только в среду мне удалось уговорить её пойти на работу, чтобы наконец разрубить этот Гордеев узел.
Постепенно ЖЕЛАНИЕ ЖИТЬ возвращалось к ней!!!
Как я проводил все эти ночи!? А никак! Где ночевал!? А на лавочке, на вокзале, иногда удавалось занять сразу три лавочки и растянуться в полный рост.
Я измучился, хотелось в ванную, хотелось с истомой растянуться в чистой постели. Но я не мог уехать, не мог.
Наверняка я намозолил глаза милиции и они взяли меня на заметку. И на третью ночь какой-то «Топтун» дал мне адресок ночлежки, где скорее всего мне удастся переночевать.
Вы читали Горького «На дне» !? Читали!? НЕТ!? Советую прочесть! Вот такие ассоциации вызвала эта гостиница-ночлежка! Мне нашлось в ней место даже без паспорта! Оформили по военному билету! Бррр! Какие же рожи, пропитые, с синяками под глазом, я увидел как мне тогда показалось у постоянных обитателей. Но делать нечего! Я был рад и этому! Я был рад чистой, в некотором роде, постели в комнате на двадцать человек.
Главное, что я смог наконец-то выспаться!
«Когда ты пойдешь на работу!»,- спросил я Лоюлодску в четверг.
«Завтра начальник принимает, завтра пойду»,- уверенно пообещала мне Лоюлодска.
«С тобой пойти!?»,- предложил-спросил я.
«Нет, не надо! Я сама!»,- отказалась она. Похвальное решение! И я взял её под руку! Это была уже не маленькая затравленная девочка, это была почти уверенная в себе девушка.
«Трусишь!?»,- спросил я.
«Да, очень!»,- призналась она.
«Не бойся! Везде люди, и с ними можно договориться!»,- постарался я вдохновить её.
«Надейся на худшее, а лучшее само придет!»,- повторила она свою любимую поговорку. И прожив такую длинную жизнь, я так до сих пор и не понял, что означает эта пословица. Кто говорит эти слова!? Оптимист или пессимист!? Что выражают они!? Как у Джека Лондона — тягу к жизни, или как теперь любят говорить — полный пофигизм!?
Так и не понял!
«Хорошо! Встретимся завтра, и расскажешь до чего удалось договориться».
Добавить комментарий